Исполнителя этой роли, актера и режиссера Алексея Климушкина, хочется назвать главным открытием сериала: до «Универа» на ТНТ этот талантливый комический актер практически не был знаком зрителю.

Общаться с Алексеем Климушкиным – одно удовольствие. Актер глубже и серьезнее своего персонажа. Но так же, как олигарх Сергеев, за словом в карман не полезет.       

 

- Это странность актерская. Когда ты испытываешь боль, почему-то получаются роли нагловатых, самоуверенных персонажей. На самом деле, я двадцать лет прожил в общежитии – коммуналке актерской с соседями. У меня такой роскоши, как у Сильвестра, не было никогда. Но, наверное, мечта сбывается, и вот она сбылась на экране.

 

- Да не работал я над ним. Вранье это все, вранье. Я – это и есть я. Конечно, актер – обезьянка, он всю жизнь подсматривает за другими, что-то запоминает. Но сказать, что, когда в «17 мгновениях весны» Евстигнеев идет своей знаменитой походкой к проваленной явке, то это не Евстигнеев – это тоже вранье. Это он, его слезы, его боль. Но ручки – это да, откуда-то он подсмотрел. Так и у меня. Где-то что-то подсмотрел – например, в девяностых, когда пачками видел олигархов, их тогда много было, бандитский Петербург, бордовые пиджачки – ух! Но остальное – от меня, любимого.

 

- Я не знаю, это вопрос к продюсерам. Я пробовался на кастинге с каким-то другим артистом. Тоже хорошим, мне понравилось, было интересно. А Саша (Гайдулян) пробовался с другим «папой». Но так вышло. Мы с Гайдуляном не через постель пришли к этим ролям (смеется).

- У меня в театральном институте были хорошие учителя, Владимир Викторович Петров и Александр Иванович Романцов. Их уже нет, но я до сих пор им благодарен. Они приучили, что надо на съемочной площадке жить, а не притворяться. Мне и на площадке удобнее называть Андрея сыном и Сашей, чем обращаться по имени. И он меня тоже зовет папой. Это нормально. У нас слишком тесная сцепка по сценарию, и мы знаем какие-то слабые стороны друг друга, и в то же время уважаем, поддерживаем. И пока всю звезданутость, которая могла проступить в его возрасте, «папа» пресекает. Да и Андрей умнее, чем вся эта мишура в нашем шоу-бизнесе, которая блестит.

 

- Благодаря однокурснику. Я работал режиссером и от актерской профессии начал уже отстраняться. У меня было семь режиссерских телепроектов. Но позвонил мой однокурсник, чешский режиссер Влад Ланне, он был режиссером кастинга этого сериала. Я говорю ему: «Я не хочу, у меня есть проекты, надо уже делать разблюдовку по сценам». А он: «Нет, тебе обязательно надо приехать!». Приехал. И в глазках чего-то щелкнуло – у меня, у продюсера. И проект как-то сразу в лузу попал.

 

- Ну, сами посудите. Жена бросила. Хочется такого? Да никто бы не хотел. Женщины за деньги любят. Хотел бы этого? Нет, конечно. От денег не отказался бы. Но главное, что ты будешь делать с ними. Я трачу деньги на образование детей и на здоровье свое и своей семьи. У меня ни домов, ни машин крутых, ничего такого нет. Мне это не нужно. Поэтому денег Сильвестра Андреевича, наверно, хотелось бы, чтобы снимать свое кино.

- Конечно. Кто его пожалеет, кроме меня? Режиссеры – мародеры. Сценаристы – вообще исчадия ада. Они все пытаются скетчи делать, им нужно смешить людей. А мне с ним жить. Актер – адвокат своей роли. Он должен ее защищать зубами. От всех. Если режиссер не понимает его – значит, режиссер - дурак. Если сценарист, который пишет свои две строчки, размечтался, что он – Чехов, то он тоже дурак. Борьба с дураками занимает много времени в нашей жизни, к сожалению. Главное – не мешали бы. Не надо помогать, не мешайте! Но, когда случается хорошая компашка, такая как в «Универе» на ТНТ, то все получается. Мы действительно нашли какой-то общий язык, общий знаменатель и общий юмор. Я очень благодарен сценаристам «Универа» за то, что они где-то со второго сезона ушли от проклятья под названием КВН, и что-то у них начало получаться большее, свое. Кусок жизни. Когда не получается, то мы воюем друг с другом.

 

- Упаси Бог. Режиссирую только сам себя. И очень люблю, когда умный режиссер дает мне умную находку, о которой я не догадался. Как мне женщина одна сказала – «Я мужчину выбираю, только если он умнее меня». Она правильно делает. Тогда интересно жить.

- Замечательные отношения со всеми. Очень люблю Андрея Свиридова – он играет моего охранника Гену, только аплодисменты ему. Был у него в гостях на его родине в Белоруссии, мы с ним, бывает, ходим вместе в кино. Он, кстати, снимается во многих проектах, но режиссеры ведь у нас не любят думать и не любят выбирать – решили однажды: о, он бандит, и вот он бандитов играет. На деле он очень добрый и нежный человек. И опять-таки, если бы я с ним не дружил, у меня бы так искренне и по-хорошему не получилось на него орать. Я бы стеснялся.

Дольше всех на съемочной площадке знаю Валю Рубцову (Таня), мы вместе с ней еще работали в мюзикле, когда я был режиссером, а она пела. Да мы в первый раз с ней встретились 17 лет назад, когда она еще пела в группе «Девочки». Когда в первый раз встретились на площадке «Универа», очень удивлялись, что так давно друг друга знаем. С другими актерами – чисто братские отношения. С Виталием Гогунским (Кузя) мы часто пытаемся замутить какие-то театральные проекты. С Араратом (Арарат Кещян, Майкл) снимаемся реже, чем с остальными, но, когда удается встретиться на площадке, то хохочем, подкалываем друг друга. Алексея Гаврилова (Гоша) тоже знаю давно, он очень добрый и отзывчивый человек, я очень жалел, когда его герой ушел в армию, потом проблемы у Леши решились, он вернулся в сериал, и я очень рад этому. 

 

- Съемки в ситкоме – это, конечно, далеко не медовый пряник, тяжело работать в этом конвейере. Некоторые актеры от ситкомов категорически отказываются. Это самый «грязный» актерский жанр. Это шахта. Здесь надо быть больше даже спортсменом, чем актером. Поэтому я никому не советую идти в этот жанр. Молодым еще, по возрасту, по выносливости, можно. А в каком-то определенном возрасте – надо уходить. В Америке те же пресловутые «Друзья» репетировались неделю, как в театре, потом снимались, как в театре, только без зрителей. Это совсем другое ощущение. Но мы пытаемся очень честно выполнять нашу работу.

 

Актерская профессия вообще очень опасная. Здесь надо затрачиваться, а когда ты тратишься, ты меньше живешь. А если ты экономишь, то ты непонятно кто. Марионетка, кукла. Если актер тверд и точно все знает, это артист-фашист. Их очень много, они выполняют свою работу, как роботы, но это не актеры. Актеру платят деньги за то, чтобы у него была развинчена нервная система, чтобы он знал ее плюсы и минусы. Это что-то не то с психикой, если честно. Одержимость.     

- У нас с «Интернами» общая курилка, и когда я курил, то парой-тройкой фраз перебрасывались. Но так как у них работа, и у нас работа, времени на общение обычно нет. Нам некогда смотреть на других, некогда с ними разговаривать, мы живем на съемках. Когда прошлым летом была жара, смог, в павильоне было 45 градусов, я выползал из павильона, меня встречал весь в поту Охлобыстин, спрашивал: «Вы живы?». Я отвечал: «Не знаю!». Мы думали тогда, с ума сойдем. Каждые 5 минут бегали в душ, чтобы облиться водой. Я просто плакал перед тем, как идти на работу. Вызвал как-то старшего сына, сказал ему, что папа с ума сойдет, он приехал, меня немножко взбодрил. Здоровый двадцатилетний парень сидел со мной всю ночь на балконе и дышал, как собака, потому что дышать было вообще нечем. Это очень страшно. Я в первый раз такое видел.  

 

- К сожалению, в этом смысле я играю роль некоего еврейского папы. Это не по национальности, а по образу. Когда, как квочка, больше чем мама, кудахчешь и детей стараешься защитить. Я в этом смысле больше мама, чем папа. Я пытался оберечь их, потом понял, что я что-то не то творю, пытаюсь прожить их жизнь, понимая, что это какая-то глупость. Но все равно вмешиваюсь, хотя стараюсь это делать очень мягко. Подвести сына так, чтобы он порассуждал, проанализировал, и сам отбросил ненужные шаги. В этом смысле вмешиваюсь. Но в актеры не зову.

- Их часто цитируют окружающие. Спасибо авторам за то, что фразы ушли в народ, они хорошо это сделали. И я хорошо сыграл это, раз это до народа дошло. Потому что просто написанная реприза ничего не дает, если ты не пустишь ее в свою эмоцию, она так и останется репризой, никому не интересной. Но я сам этих цитат не использую – я читаю другие книги и про другие темы пытаюсь говорить.

 

- Популярность в наше время – это узнаваемость. Она не имеет ничего общего ни со славой, ни со знаменитостью. Популярность – да, есть, узнают, тыкают пальцем. Русский человек – особый человек, он любит подойти и разглядывать твои волосы, пуговицы, все остальное. Иногда тошнит от всего. Надеваешь очки, кепочку, и чтобы тебя не заметили. Потому что когда я хочу кушать, я хочу кушать, а не то, чтобы на мне рассматривали, какой у меня кариес в левом ряду.

 

- Не буду врать, не общаемся. Когда просят, расписываюсь, фотографируюсь, никогда не чураюсь этого, но общаться пока не приходилось. С журналистами стараюсь тоже меньше общаться. Потому что – о чем мы будем говорить? Как обустроить Россию – Солженицын сказал. Если будут вопросы на тему творчества – это интересно. А вопросы о личной жизни – да нафиг мне надо об этом рассказывать. Поэтому здесь начинается тупик. В любой город приедешь на гастроли, первый вопрос: ну, как вам наш город? Я ночью приехал, ребята, откуда я знаю, в каком я городе. Мне бы поспать. Люди, вот что главное. Встречаешь хороших людей – значит, город хороший.

- Игрушки дарят, цветы. Часов дорогих, «ролексов» не дарят. Таких нет поклонников. Поэтому все сам, своим горбом (смеется).

 

- Я как-то в Казани около кафе фотографировался на фоне Эйнштейна. Мне было приятно с этой рожицей сфотографироваться, потому что уважаю. Я подходил во Франции к Жерару Депардье. Мне эти вещи не совсем кажутся нужными – говорят же, не сотвори кумира своего. Но когда я уважаю Эйнштейна или Депардье – я подойду.