— Правильно понимаю, что инициатором расследования стал главврач Свердловского областного онкодиспансера Вячеслав Борисович Шаманский?

— Чтобы было все понятно, давайте обрисую схему. Как должно лекарство поступать в больницу? Есть производитель. Он препарат выпускает, но с розницей не работает…

— Мы вчера нашли, что это ЗАО «Биокад».

— Да, московский завод. Завод блоками отдает лекарство оптовикам. Цена на этом этапе порядка 150 тыс. рублей за дозу. С больницами работают либо оптовики, либо розница. Почему так? Бывают случаи, когда больнице не нужна оптовая партия. Им нужно, допустим, 10 доз для одного больного. Но что с оптовиками, что с розницей больница работает по одной и той же схеме — через открытый аукцион. Это бюджетные средства, они просто обязаны по закону объявлять торги. [С учетом затрат на транспортировку и торговых наценок], цена на этом этапе получается чуть больше, порядка 170 тыс. рублей за дозу. Но вдруг на заявку Свердловского областного онкодиспансера в этом году появляется некая неизвестная компания, ООО «Аргентум», которая предлагает лекарство по 80 тыс. рублей за дозу.

— Аукцион происходил осенью?

— В июле. Заявки были от двух понятных розничных игроков и некоего «Аргентума», которое серьезным образом демпинговало. Все прекрасно понимают, что существует пара производителей этого лекарства за рубежом и примерно такое же количество в России. Отпускная цена у всех примерно одинаковая. Никаких золотых скидочных карт, позволяющих снижать цену в два раза, нет. Понимал это и Шаманский. Чтобы хоть как-то обезопаситься, он сделал запрос производителю. Приходит ответ — в российскую продажу завод последние два года вообще не отпускал это лекарство, все это время они торговали за рубеж.

— Не отпускали даже в розницу?

— Насколько мы понимаем, были оптовые запасы, которые позволяли не работать на Россию. Как только это выяснилось, возник вопрос, откуда у ООО «Аргентум» есть запасы и почему такая цена? Шаманский пришел с этим к прокурору области. [Прокурор Свердловской области] Сергей Алексеевич [Охлопков] проявил принципиальность и поручил нам заняться этим.

— Не понял, в чем была принципиальность.

— В том, что некая фирма выиграла конкурс, предложив самую низкую цену, нет никакого нарушения закона. Тем более что результат определяет компьютер. Это мы понимаем, что есть вопрос — откуда они взяли лекарство по такой низкой цене? Но раз победитель есть, с ним обязаны заключить контракт. Цена контракта — 20 млн рублей. Чтобы было понятно — это 200 человеческих жизней. Жизней женщин, страдающих тяжелым онкологическим заболеванием и нуждающихся в лечении, им надо пройти курс. Есть ведь и другие дорогостоящие лекарства, например инсулинсодержащие. Но от их приема эффект понятен сразу же. Поставили некачественный препарат, и человек тут же это понимает. В случае с онкологическими препаратами замер эффективности делают только через полгода, когда пациента отправляют на КТ и МРТ. И связь между приемом некачественного препарата и ростом опухоли установить уже затруднительно. В лучшем случае сменят лечение.

— А в худшем?

— Эти 200 женщин могли бы за эти полгода просто умереть. Но компания выиграла торги, по закону мы не можем прийти и сказать им: «Запрещаем, не можете поставлять!»

— Хорошо, но они же обязаны предоставить какую-то документацию на препарат, наверное?

— Есть сертификат на лекарство? У них есть. Все, они больше ничего не должны! Это так по закону. Проблема в том, что у них были документы на сам препарат, но не было документов, проясняющих — откуда он у них взялся.

— Договоров купли-продажи?

— Именно.

— Сами лекарства, то есть, у них были?

— Да. И у нас была следующая идея: раз они не могут показать, откуда взяли лекарство, то оно «левое». Как именно и почему — мы этого еще не знали. Первым прорабатывался вариант, что мы совместно с коллегами из [свердловских управлений] МВД и ФСБ произведем захват в момент, когда они привезут это лекарство к больнице. Но тут бы сразу возник ряд проблем. По законодательству, чтобы привлечь к уголовной ответственности, поставленное лекарство должно наносить вред здоровью. В данном случае лекарство при нарушении условий хранения превращается в простой физраствор. Мы понимали, что пользы от него не будет. Но и вреда оно не принесет. Соответственно, был велик шанс, что уголовного состава не возникает. Была и вторая проблема.

— Какая?

— Если бы мы арестовали эту партию, то — опять же по закону — мы бы обязаны были арестовать в качестве вещдоков само лекарство и деньги, на которые оно закупалось. Соответственно, ситуация бы подвисла, и проблема с поставкой нормальных лекарств больнице не решилась. Поэтому, с учетом мнения Росздравнадзора и минздрава области, было принято другое решение. Я написал в «Аргентум» бумагу на 1,5 страницы с требованиями предоставить все документы, подтверждающие факт закупки у производителя или оптовика, а также соблюдение условий хранения.

— Каким образом они бы могли вам это подтвердить?

— Этот препарат должен храниться в соответствующем температурном режиме. Простой холодильник не подходит, нужен специальный медицинский. Он должен быть оборудован термодатчиками, и обязательно ведется журнал условий хранения. В заключении я расписал санкции, если фирма всего этого не предоставит. Помимо всего прочего, их действия подпадали под три статьи Уголовного кодекса.

— Они предоставили бумаги?

— После получения этого письма они просто пришли в больницу и объявили, что не будут заключать контракт. То есть они понимали уже, что их ждут на входе, и не стали рисковать. Причем отказались заключать контракты не только с онкодиспансером, но и по другим территориям, где победили в конкурсах.

— Где еще?

— В Ревде. Но, отказавшись подписывать контракт, они нарушили условия аукциона. Соответственно, у ФАС появилась возможность поставить их в список недобросовестных поставщиков, а Росздравнадзор их лишил лицензии. Проще говоря, мы разрушили схему, поставили заслон перед больницей, 20 млн сохранили в бюджете. Сейчас на эти деньги проводится повторная, нормальная закупка.

— Насколько я понимаю, после этой истории в условия конкурса внесено требование, обязывающее участников предоставлять информацию о происхождении лекарства.

— Поправку мы придумали совместно с минздравом и Росздравнадзором. Теперь участники торгов действительно обязаны показывать всю цепочку: каким образом товар от производителя дошел до них. В законе такого не прописано, но [глава УФАС Свердловской области Дмитрий] Шалабодов дал нам ответ, что это законно и нормально, так как не ограничивает конкуренцию. На самом деле путь очень тонкий. Чуть переборщишь, и это приведет к ограничению конкуренции, что тоже является нарушением закона.

— Вы выясняли, откуда они взяли эти препараты?

— В этой части мы работали совместно с Санкт-Петербургом. К нам приехали их оперативники из УЭБиПК управления МВД по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Серьезно включилось наше управление ФСБ…

— Почему именно с питерскими?

— На совместном оперативном совещании у прокурора области они рассказали нам, что нашли. Дело в том, что в онкодиспансер Санкт-Петербурга были закуплены лекарства для онкобольных, которые, во-первых, были не нужны, во-вторых, не нужны в таких объемах, в каких были куплены.

— В каком объеме?

— Они закупили на 55 млн рублей и лишние препараты просто вынесли.

— В смысле вынесли?

— В прямом. Врачи, медперсонал — выносили в сумках.

Схема выглядит так. За государственные деньги закупается излишек лекарства. Оформляется, что якобы люди их получили, то есть по документам лекарства проколоты и оприходованы. На деле все это выносилось и растворялось на просторах страны.

— Питерские оперативники вышли на вас сами — почему?

— У них появилась оперативная информация, что эти препараты ушли куда-то на Урал. Они стали проверять всю информацию отсюда и вышли на нашу историю.

— Вам удалось доказать, что препарат, пропавший в Санкт-Петербурге, это тот же самый, что вы нашли здесь, у «Аргентума»?

— Пока это только версия, которую сейчас отрабатывают. Будут проводиться специальные экспертизы.

— Но пока вы считаете, что «Аргентум» закупал эти лекарства у тех, кто их вынес из онкоцентра в Питере?

— Перед «Аргентумом» были три фирмы-посредника, формально «Аргентум» — чистая компания. Другое дело, когда к нам приехали на обыски следователи из Санкт-Петербурга, они заметили, что на наших препаратах переклеивались сроки годности. То есть не то, что условия хранения не соблюдались, а сами сроки были нарушены. Всю партию они у нас изъяли и увезли в Питер на исследование. Там они возбудили у себя уголовное дело по части 4 статьи 159 УК РФ «Мошенничество в особо крупном размере». К нам направили материалы части 2 статьи 327.2 УК РФ (Подделка документов на лекарственные средства и упаковки на них). Статья сравнительно новая в уголовном законодательстве, санкция — до 2 лет лишения свободы. Позавчера по ней возбудили дело. Оно пока безфигурантное, находится в производстве Октябрьского отдела следственного управления [СКР по Свердловской области].

— Но формально это одно и то же дело?

— По обоим производствам одни и те же обстоятельства, одни и те же фигуранты. Обманули государство, закупили больше и вывели. Это в Санкт-Петербурге. В Екатеринбурге это лекарство по «серой цепочке» завели и пытались реализовать.

— То есть, если экспертиза подтвердит, что это одно и то же лекарство, составы могут объединить?

— Вполне может быть.

— Вы сказали, что условия хранения «Аргентумом» не соблюдались. Вы их склады досматривали?

— На самом деле эти препараты хранились в обычной квартире в Екатеринбурге, в обычном холодильнике. Там же они переклеивали маркировку по срокам годности. Если честно, я, как человек, не понимаю — эти люди, что, сами вечно жить собираются, как они не понимают, что за ними стоит смерть?