«Программа, конечно, несложная, если у тебя два высших образования (да и то!). Но. Если тебе нужно выполнить задание посредством кого-то, кто недавно научился делить и умножать, это как рыть подкоп гвоздем. К тому же гвоздем, который извивается, ноет, заворачивается узлом и пытается тайком проползти в туалет с телефоном, чтобы там посмотреть ролик про куколок-пончиков. В этом случае 2 часа спокойно превращаются в 12. <...>

Истина состоит в том, что ребенок учится только с опорой на взрослого. Нет взрослого — и ребенок не учится. А письма с заданиями — это не взрослый. Опираться на них невозможно. И они точно не превращаются в голове Улясика в алгоритм «чо делать».

Письма от пани учителки приходили на мою почту. Они были довольно путаные, хотя и заметно было, что пани Мартина старалась. <...>

Алгоритм все равно не превращался в выполненное домашнее задание, пока кто-нибудь из нас не приходил и не начинал объяснять учебник на пальцах. И даже после двух-трех вдумчивых объяснений Улясик могла рассеянно и поощрительно сказать: «Что-то я не совсем понимаю, расскажите-ка еще раз». <...>

Посреди вдумчивого рассказа про площадь квадрата Улясик могла коварно одним ударом cмешать все контексты и сказать: «Папа, а теперь я хочу есть».<...>

Мы с Никитой пытались разделить предметы. Это породило недобрую конкуренцию. Каждый пытался поймать Улясика первым, усадить за свой предмет и быстро сбежать работать.<...>

Между тем, письма пани учителки Мартины становились все веселее и игривее. В них появились смайлики, шутки и вообще интонации отдохнувшего человека. <...>

В те первые недели мы еще верили, учебу Улясика можно как-то наладить и распараллелить с нашей работой. Сейчас карантину месяц, и я с уверенным оптимизмом говорю вам — ни фига. Работать самому и одновременно быть учителем начальных классов — невозможно. <...>

Мы с Никитой очень быстро выбрали работу — во-первых, мы ее любим. Во-вторых, за нее платят. Стыдно ли мне? Ни капельки. Довольно глупо жертвовать собственной работой ради чужой. И совсем глупо жертвовать тем, что поможет выживанию семьи в трудные времена, ради того, что выживанию не поможет вообще никак. Ради деления с остатком. Урокам осталось полтора часа в день в нашем расписании, и ни минутой больше. Все, что Улясик успевает понять, сделать и отправить за эти полтора часа — наше.

Кое-что отпало вообще, так получилось. Например, английский. Математика хромает. Зато расцвело обществознание — нам интересно рассказывать про доисторических людей, теории эволюции, государственное устройство Древней Греции, а Улясику слушать. <...>

Кроме того, Улясик научилась уверенно мыть полы. Готовить разные виды омлетов, бить посуду, собирать осколки, составлять список покупок на бумажке и резать салат. Где-то пара недель понадобилась ей, чтобы перестать заглядывать к нам с вопросами: «Что мне поесть?» и «Так скучно, чем бы мне заняться?».

Где-то на прошлой неделе мы с изумлением поняли, что на обломках прежнего мира неуверенно рождается новый, с другой орбитой. Он перестал вращаться вокруг Улясика, ее уроков, кружков и занятий. В центр мира теперь помещены мы, взрослые работающие люди. И он работает лучше, чем прежний. И выглядит гораздо более логичным".