В город опять приехал легендарный театр «Современник», и мы опять повстречались с его художественным руководителем Галиной Волчек, актерами Сергеем Гармашем и Аленой Бабенко. Пока Галина Борисовна и накрахмаленный Гармаш задерживались, мы завели разговор с загорелой (успела «сгонять» на 5 дней на Крит!) Аленой. И завели…

— Видели, да? — Алена Бабенко показывает мне маленький, но явно твердый кулачок. — Опустим этот вопрос; «заменяете», «не заменяете», не нужно этого, хорошо? — попытка внести ясность в происшедшую в «Современнике» рокировку (Елена Яковлева VS Алена Бабенко) терпит провал. Тема наверняка не нова и болезненна. Дело хозяйское, пришлось перейти к более легитимным вопросам. Узнать, например, комфортно ли было ей на недавнем рандеву с Ургантом в одноименной программе.

— Не было особых препятствий, — легко переключается Бабенко. — Мне очень нравится эта передача. С тех пор, как вместе снимались в фильме «Жесть», мы больше не пересекались. Но мы знакомы, я знала, что принесу на программу эту историю про «ты и вы».

— Заранее не оговаривалось то, что вы должны там сказать?

— Нет, не оговаривалось. Хотя я знала, что шутит в этой программе Ургант, а гость рассказывает то, что рассказывает. Конечно, в таких передачах нужно быть начеку. Хотя Иван деликатный человек, я никогда не слышала, чтобы он кого-то обидел своими шутками.

— Насколько сразу вы обычно определяете, предложенная роль ваша или нет?

— Понимание приходит практически сразу. Речь идет о некоем внутреннем слухе. Несколько дней назад я была на церемонии вручения премии Олега Янковского «Черешневый лес». Светлана Крючкова получала премию за чтение стихов, она читает их уже 20 лет. И вот, рассказывая, как выбирает поэтому, она заметила: «Я или слышу его, или нет. Больше никаких критериев». Так же и с ролями: ты или слышишь ее, или нет. Бывает, конечно, нужно сыграть роль, которую ты по каким-то причинам «не слышишь». Тогда начинаешь искать.

— Элиза Дулиттл оказалась вашей ролью?

— Это роль, о которой мечтает каждая артистка. И вот она ко мне пришла, я счастлива. Мне кажется, она моя, подходит мне. Хотя я продолжаю искать какие-то штрихи, детали. Войти в новый для тебя спектакль в любом случае непросто. Играю я еще недолго, но у меня чудесный партнер Сергей Маковецкий, я получаю огромное удовольствие.

— В мае этого года исполнилось 100 лет, как Бернард Шоу создал свою легендарную пьесу. Она была посвящена совершенно конкретной артистке, писалась специально «под нее». Более того, Шоу очень много общался с этой актрисой перед премьерой, пытаясь донести до нее все тонкости характера написанной им героини. Она — женщина второй половины XIX века, из низов лондонского общества. Вы пытались как-то осовременить ее?

— Мы пытались сделать ее по-своему. Репетировали вместе с Галиной Борисовной, партнером Сергеем Маковецким и еще — …зеркалом. Это были все мои «инструменты». Если же говорить о лондонских реалиях второй половины XIX века, конечно, нам хотелось приспособить эту историю к современности. Нам было важно, чтобы сегодняшний зритель понимал, о чем мы хотим сказать.

— Понятие «старый материал» очень относительно. — В разговор вступает Галина Волчек. — Главное, чтобы у режиссера театра было понимание того, ради чего он обращается именно к этой классике, какой бы великой она ни была. Иной раз в малоизвестном произведении улавливаются черты сегодняшнего ритма и настроения. «Осовременивать» материал искусственно, надевая на Гамлета джинсы, это, по-моему, смешно и не представляет интереса. Некоторые так делают, считая, что создают актуальный, авангардный спектакль. Нет, иная классика сама по себе дает вам повод посмотреть на человека сегодняшними глазами, сегодняшними ушами его услышать, сегодняшним нервом почувствовать. Вот это гарантия, что зрительный зал будет сидеть, не откинувшись в креслах, а сопереживая, желая понять, почувствовать, разобраться. Ради этого мы приехали. Задача любого театра, режиссера, даже цирка высокого класса — своими способами катапультировать человека из его удобного стула.

— Я рискую нарваться… (предупреждаю очередную гневную реплику Гармаша, провоцирующего журналистов).

Волчек: — Мы давно все рискуем нарваться. Мы-то точно постоянно этим рискуем, и ничего, как видите, живы…

— Вот поэтому я спрошу. Я смотрела спектакль «Пять вечеров» с участием Гармаша и Елены Яковлевой. Мне не слишком понравилось. В частности, не понравилась игра Яковлевой. Евгения Симонова как актриса мне импонирует больше. Так вот, вам, Сергей Леонидович, как партнеру по сцене, как с ней играется? Изменился ли ваш рисунок роли? Чем героиня Симоновой отличается от той же героини Яковлевой?

Сергей ГАРМАШ: — Конечно, мне хотелось бы обойтись без некорректностей. Тем более, что в прошлом году у нас «Пять вечеров» по определенной причине сорвались. Я страшно рад, что спектакль сохранился. Мы восемь месяцев делали эту историю с Галиной Борисовной. Женя Симонова работает в другом театре, она безумно занята. Но мы нашли возможность, мы играем вместе. Я невероятно счастлив, я играю другой спектакль. Очень здорово, что спектакль не ушел из нашего театра, и уже не уйдет. Приходите, пожалуйста, сравните.

— Над какими новыми проектами вы сейчас работаете?

Волчек: — Их очень много. Сезон получился богатым: целых четыре премьеры. Не все из них одинаково удачны, и все же.

Гармаш: — Три года назад в нашем театре Галина Борисовна подняла из зала четырех молодых человек, студентов ГИТИСа и сказала им: «Я вам отдаю труппу театра „Современник“. Делайте с ней что хотите. Но через два с половиной месяца жду от вас заявку на спектакль. У вас есть реквизит, репетиционные залы, артисты». В результате в середине сезона мы на малой сцене имели четыре полноценных спектакля. Этот проект назывался «Опыты», он продолжается.

Бабенко: Я играю два прекрасных спектакля. Один из них — «Время женщин» по роману Елены Чижовой, получившему букеровскую премию. Видите, в Современнике ставят не только классику! Эта постановка Егора Перегудова. А вторая сделана Екатериной Половцевой по пьесе Бергмана «Осенняя соната», где я имею честь играть с Мариной Нееловой.

Волчек: — Это уже режиссеры, которые в штате театра «Современник». Есть еще замечательный опыт. Нам всем очень приглянулась дочка режиссера Римаса Туминаса. По тому, как она слушала, вмешивалась в репетиции, давала советы артистам — скромно, но со смыслом. Отец велел ей сделать этюд с артистами, и этюд этот потом вошел в «Горе от ума», став одним из лучших мест спектакля. Недавно она еще и сыграла вместо одной актрисы, сломавшей руку. Если бы ни ее литовский акцент, ее давно бы уже расхватали. Вот такие у нас опыты. Правда, о них не так много говорят, но и ладно. У нас, к счастью, есть свой диалог со зрителем.

— Ставший знаменитым спектакль «Анархия» вы в Екатеринбург привезете?

— Посмотрим, принимают по-разному, но лучше, чем я ожидала. Я боялась, там полно ненормативной лексики, без которой не обойтись. Ко мне подходили интеллигентные пожилые люди, от которых мне хотелось сразу убежать. Но они говорили: «Спасибо вам за риск. Да, это кому-то понравится, кому-то нет. Но „Современник“ опять напомнил всем, что не зря они в 1956-м году взяли на себя смелость именно так называться». Это очень приятно.

— Сергей Леонидович, как родилась идея сыграть спектакль вместе с Ярмольником, он ведь не артист театра «Современник»?

Гармаш: — Мы сидели в ресторане и шутили. Я рассказывал Оксане Ярмольник, жене Ярмольника, о том, что хорошо бы таким дуракам, украинцу и еврею, мне и Ярмольнику, сыграть пьесу про двоих, которые люто ненавидят друг друга и собираются ночью, чтобы друг друга побить, заняться боксом. Долго бинтуют руки, долго переодеваются. И потом боксируют. Зачем, они и сами не понимают. Я просто шутил. А Оксана рассказала историю мужу, он позвонил мне, предложив рассказать историю драматургам. И вот руководитель курса Щукинского училища Овчинников написал пьесу. Художник Боровский сказал, что идея замечательная, только боксировать они должна не в квартире, а на лестничной клетке. Так получился спектакль.

— Хороший спектакль всегда предполагает удачное стечение обстоятельств?

Волчек: — Это бывает по-разному. Иногда случайное сочетание слов, обида, ощущение ужасной несправедливости происходящего могут стать импульсом, породить идею. У меня такое случалось. Очень давно, ночью, я пребывала в обиде и вдруг заключила для себя, что обида это дно. Я тогда жила в снятой квартире, подо мной обитала знаменитый режиссер Вахтанговского театра Ремизова. И вот уже после 12-ти я спустилась к ней и попросила до утра почитать пьесу «На дне». Почитала. А утром позвонила Льву Николаевичу со словами, что хочу ставить этот спектакль. Такие происходят необъяснимые вещи.

— Галина Борисовна, вы узнаете современный Екатеринбург? Вы ведь жили здесь какое-то время в детстве…

Волчек: — В Свердловск меня привезли во время войны, здесь жили мои бабушка и дедушка. Здесь я пошла в 1-й класс. Правда, недолго туда ходила, папа уехал с Мосфильмом в эвакуацию в Алма-Ату, и меня из Свердловска забрали. Эти мои детские воспоминания всю жизнь со мной. Я помнила серый, военный, мрачный, темный город. Фонарь на улице Белинского, которую сейчас узнать просто нельзя. Мрак, голод, рынок, на который бабушка ездила, спрятав очередную книжку, чтобы обменять ее на продукты. Все это в невероятному трагифарсе смешалось в моем сознании с другим воспоминанием: совершенно безусловной девичьей любовью моей бабушки к Свердловскому театру музкомедии. Я просыпалась с фамилиями Викс, Емельянова и засыпала с ними же. Это осталось со мной на всю мою жизнь. Бабушка хватала меня за руку и волокла по этому темному городу с одним фонарем со словами: «Бежим, бежим, там скоро выход Сильвы!». Вот эти несоединимые, казалось бы вещи, намертво закрепились в моем сознании.

Сильнейшие впечатления от современного города получила, Господи прости, после Челябинска. 200 км отделают эти города. Но там — серый, жуткий воздух, и у меня в горле постоянно стоял комок от жалости, сострадания к челябинцам. И вот мы проезжаем 200 км, и я вдруг вижу абсолютно другой город, роскошный! Совсем не тот серый, с одним фонарем, по которому бабушка волокла меня в оперетту… Это удивительное преображение, неправдоподобное. Я счастливый человек, поскольку много повидала на своем веку, Венецию, построенную за 8 месяцев в Эмиратах, другие чудеса. Но представить себе, что так можно преобразить Свердловск, невероятно. У нас был замечательный водитель, он сам показывал нам Екатеринбург. Я не верила глазам. — Неужели есть еще в постсоветском пространстве такой же, абсолютно видоизмененный город? Водитель сказал: «Есть один, Казань». Туда я тоже съезжу обязательно.

Гармаш: Мне этот город запомнился самым первым ужасным происшествием в моей жизни. Наш театр был в Вильнюсе, а я — здесь. Так что я сорвал спектакль, а Галине Борисовне послал телеграмму «Опоздал на самолет». Она потом возмущалась, мол, придумал бы чего-нибудь поумнее…