Каждая его новая пьеса — событие. Теперь вот в прокат вышел новый фильм Сигарева под коротким названием «Жить». Кто-то называет его самым страшным российским фильмом последнего времени. Хотя целью автора и режиссера было не напугать, а — заставить сопереживать, задуматься, захотеть жить дальше. Критики и зрители уже спорят, насколько жизнеутверждающим или, наоборот, «жизнеубивающим» получилась лента нашего земляка. Составить свое мнение, как всегда, можно лишь увидев сходив в кинотеатр. А пока — предисловие самого режиссера, чьи пьесы с успехом идут в Москве, Лондоне, Гамбурге и на Бродвее…

— Мы хотели снимать в Верхнем Тагиле, — говорит Сигарев. — Но в результате снимали в городе Суворове Тульской области. Мне было важно показать незамерзающую реку, символ вечной жизни. А такие водоемы обычно есть возле ГРЭС. Поэтому мы объезжали все города с ГРЭС, ближайшие к Москве.

— Одна из актрис — ваша жена Яна Троянова, но есть еще две впечатляющих женских актерских работы. Расскажите о них?

— Ирма Арендт, сыгравшая мать девочек-двойняшек, работает в Каменск-Уральском театре «Драма №3». Театр хороший, в последние годы стал набирать обороты. Я сначала пригласил Ирму на эпизод в фильме «Волчок», а потом уже позвал на большой фильм. Я Ирму считаю одной из лучших актрис в России на сегодня, потому и позвал. Будут еще для нее роли, с удовольствием позову еще.

— Ну, а как вы нашли Ольгу Лапшину?

— Ольга хорошая актриса, она много работает в театре, мы видели ее в Норвегии, в спектакле. Однако в наш фильм пригласили, посмотрев ее киноработу в ленте «Все умрут, а я останусь».

— Взрослым актерам нелегко играть в фильме. А каково детям?

— Детей мы полностью оградили от всего. Они фактически не знали, где снимаются. В принципе на первом показе они будут смотреть картину впервые, и я даже не знаю, стоит ли им ее смотреть…

— Говорят, вы сначала задумывали фильм про апокалипсис, но потом узнали, что Ларс фон Триер уже снял «Меланхолию», и передумали…

— Это правда. И начав писать сценарий, я еще больше осознал, что апокалипсис — это не когда твоя планета погибает, а тогда, когда ты теряешь своих близких. Поэтому люди в нашем фильме — каждый по-своему, по-разному, — решают вопрос «как жить дальше?». Кто-то находит в себе силы пойти дальше, кто-то — нет.

— Многие режиссеры признают, что между замыслом и реальным фильмом, тем, что выходит на экран, частенько есть огромная разница. А что у вас?

— На сколько процентов фильм «Жить» получился таким, каким задумывался? Он получился лучше, чем задумывался. Хотя и не таким. Кино штука технологичная. Из-за технических проблем приходится от чего-то отказываться на съемочной площадке. Бывает, возникают разные неожиданные обстоятельства. В «Волчке» получилось процентов 40 от того, что я хотел, а здесь… Сценарий, конечно, отличается от того, что вышло в результате. Я его писал для себя, для чтения. Он может кому-то показаться суховатым, это прямо такой «сценарий-сценарий». Обычно я пишу, чтобы это можно было нормально читать, а здесь, возможно, кто-то даже и читать не сможет.

— Вам довелось уже видеть реакцию зрителей?

— Все реагируют по-разному. В зависимости от степени открытости и способности чувствовать чужую боль. Кто-то ведь не способен чувствовать даже свою…

Интересно, что были люди — журналисты на пресс-конференции, просто зрители, столкнувшиеся со смертью близких в недавнем времени. И вот они подходили и говорили: «ваш фильм — жизнеутверждающий». Это самая ценная и желанная реакция, конечно. Другие, кого беда пока не коснулась, пусть поймут, что есть такое — чужое горе.

— Иностранцы принимают фильм так же, как наши соотечественники?

— Естественно, есть проблемы восприятия. У меня такое ощущение, что у них отношение к боли другое.

— Расскажите о своих призах?

— Я привез приз с конкурса в Роттердаме. Смешной слон — это от наших нищих, но очень нами уважаемых «Гильдии кинокритиков и киноведов». Они всегда покупают в Сочи первого попавшегося слоника, и им награждают. Есть еще Гран-При с конкурса в Висбадене. К нему прилагалась бумажка в 10 тысяч евро.

— Какой прокатной судьбы вы ждете для нового фильма?

— У нас стоит задача собрать 5 миллионов рублей, чтобы потом выпустить диски. В ноль мы не выходим вообще, это невозможно. Диски выпускают только в том случае, если фильм собирает не меньше 5 млн рублей. Если собирает меньше, производители дисков не берут такие фильмы. Хотя это и неправильно. Пять миллионов это гораздо больше, чем у «Волчка», по крайней мере, в три раза. Нужно собрать порядка 180 тысяч долларов. Хотя, если сравнивать с «Волчком», сама картина обошлась дешевле раза в два.

— Есть мнение, что вторую картину режиссеру снять сложнее, трудней к ней подступиться…

— Это «страшилка». Просто ее «разносят» сильнее. Я не почувствовал. Мне было легче, чем в первый раз. Мы снимали быстрей, смонтировали раза в три быстрее, меньше было вырезанного материала при монтаже. Все, что мы задумывали, входило в картину, прямо по балабановскому методу. Режиссер Алексей Балабанов когда снимает, монтирует потом за три недели. И если в сценарии у него определенный хронометраж сцены, он получается ровно такой же секунда в секунду, в картину входит абсолютно все. Балабанов большой профессионал.

— 27 августа был день кино. Что думаете о состоянии мирового и — российского — кинематографа?

— Честно сказать, в мире, и в Голливуде в том числе, уже лет 10 как сценарный кризис. Вы видели хорошие сценарии и фильмы после «Матрицы»? Все сплошные римейки или какие-то невнятные, вторичные высказывания. В принципе то же делается и с российским кинематографом. Ничего страшного в этом нет, всему свое время. Отсутствие сценариев — это отсутствие историй. Почему их нет? Не знаю, это необъяснимый процесс.

— Давайте еще о приятном. Вашим следующим фильмом ведь будет комедия? Какая, о чем, пролейте свет?

— Черная и поэтичная. Там одна глава будет называться «Дыша духами и туманами» (цитата из Блока). А вообще, рассказать невозможно. Фильм будет о современном обществе. Сценария еще нет. Я обычно затеваю одно, а к концу выходит другое. На один эпизод я хотел позвать Александра Ревву, но он уже снялся в очередной «поделке» Камеди Клаба, и я раздумал его звать: не люблю, когда актеры мне достаются «недевственными».

Комедия будет базироваться на книжке писателя Андрея Ильенкова, прозаика, поэта, нашего уральского человека. В съемках поучаствует наша драматург и писательница Надежда Колтышева. Мы намерены сделать хорошую комедию, возвращать этот жанр, почти позабытый в России. Андрей пишет так, что смеешься с дикими слезами, не можешь успокоиться. Сам Бог велел знакомить всех с этой великой литературой, и глобальнее — с Уралом. Мы еще хотим «продвигать» таких наших поэтов, как Борис Рыжий и Роман Тягунов. У нас здесь живут очень талантливые люди, сколько отсюда вышло; и Балабанов, и Хотиненко, который, правда, сменил прописку и стал что-то не то снимать… С другой стороны, город и не дает возможность снимать что-то здесь. В этом проблема. Так что по технике и прочему основа нового фильма будет московской.

— Вы не раз говорили, что не любите Екатеринбург…

— За то, что здесь никому ничего не нужно. Поэтому большинство талантов уехали в Москву и никогда сюда не вернутся. Просят кланяться, но не возвращаются. Они грешны, что не вернутся, но и город грешен тоже. Нелюбимый город, тяжелый. Но мы, тем не менее, живем здесь, и никуда отсюда не собираемся. Писатель здесь может работать, дизайнер… Техническим специалистам приходится уезжать отсюда. Работать негде.

— Зрителям можете пожелать чего-то, тем, кто пойдет ваш фильм смотреть?

— Перед фильмом принято желать «приятного просмотра». Перед нашим фильмом такого желать странно. Хорошо потрудиться, не трусить. Вообще, трусить, если ты человек с Урала, особенно стыдно. Бороться — вот же девиз жизни. Прежде всего, за свою душу. Бояться это нормально, конечно, но Бог любит смелых.