— Сразу хочу предупредить, — заявляет Макфол. — Я довольно хорошо понимаю русский язык, но изучал его давно, лет 18 тому назад. Поэтому могу говорить с ошибками, и уж точно могу ошибаться при письме. Некоторые люди, в том же твиттере, очень бурно реагируют на мои ошибки: каждый раз это скандал! Но я очень хорошо говорю на английском языке, пишу на нем — у меня уже 15 книг и тысячи статей. Поверьте, я неглупый человек! У меня есть докторский PhD, я профессор Стэнфорда, считаю, самого лучшего университета в мире. Русский язык очень сложный! - такой тирадой энергичный и эмоциональный Майкл Макфол, посол США в России, предваряет нашу беседу. Затем он рассказывает, что до приезда в Москву три года работал в Белом доме, будучи советником Обамы по российским делам. И что работа там была настолько тяжелой, что он мечтал бы вернуться домой, в родной Стэнфорд, но Обама пока не отпускает. Мол, есть еще у нас незаконченные дела с Россией. Поэтому мистер Макфол — по-прежнему в команде Обамы, причем последние полгода делает нечто более интересное, живое и публичное. В смысле работает послом в России. Между прочим, именно Макфол — один из «отцов» так называемой «перезагрузки» отношений между Россией и США.

— Я читала в журнале ForeignPolicy статью о вас под названием «Недипломат».

— Да, вспоминаю, неудачное название, но такая статья была.

— Статья называлась так, поскольку вы сам так себя назвали в качестве последнего аргумента в споре с НТВ. (Макфол, возмущенный «преследованием» журналистки с НТВ, назвал Россию «дикой страной», заявив, что НТВ таким образом нарушает Женевскую конвенцию — хотя теоретически они нарушали Венскую — авт.) Оправдываясь за резкие высказывания, вы и заявили тогда, что и вообще, мол, вы непрофессиональный дипломат. Насколько это помогает или мешает вам в работе дипломата? И пользуетесь ли вы этим аргументом иногда сейчас?

— Это не аргумент, я не хочу использовать это как аргумент. Да, возможно, мне стоит учиться говорить более дипломатично. Я действительно делал ошибки, но я очень хороший представитель Америки! Я стопроцентный американец: родился в штате Монтана, где и живут реальные люди из Америки! Может быть, кто-то сейчас обидится, но Вашингтон — это не Америка! Монтана — это Америка, Калифорния — это Америка, ее экономический двигатель.

Если вы хотите знать, что такое американец, что такое наша культура, особенности, я — реальная картинка всего этого. Да, у меня есть проблема с языком и иногда я слишком общительный. Как профессор я к этому привык: в Стэнфорде надо говорить правду! Если ты «обходишь» некоторые вопросы, это станет проблемой!

И еще хочу добавить. Моя задача здесь — защищать наши интересы. Да, у меня здесь много друзей, но моя задача — не дружить, а представлять и защищать наши интересы. Когда пишут, что, мол, я занимаюсь революциями и прочее, это полная ерунда. Я здесь, чтобы продолжать политику перезагрузки.

— Не закончится ли эта политика с возможным приходом Митта Ромни? Его высказывания похожи на высказывания Джона Маккейна…

— Обама очень гордится его новыми отношениями с Россией. Даже я не ожидал, что он проявит столько интереса, будет тратить столько времени на политику перезагрузки в отношениях с Россией. Но он считает, что именно сейчас у нас есть историческая возможность перестроить и трансформировать наши отношения.

Скажем, у нас есть серьезные проблемы с Канадой — торговля и прочее. Но мы работаем и решаем эти проблемы. Наличие проблемы — не значит, что нужно возвращаться к «холодной войне». Я уверен, если Обама победит, он по-прежнему будет уделять налаживанию отношений с Россией огромное внимание. А что будет у Ромни, нужно спрашивать у них.

— Вы ведь давно не были на Урале. Каким вы нашли его теперь?

— Я последний раз был у вас в 1995 году в качестве ученого. Многое изменилось. Да, я читал бумаги, но видеть это намного более впечатляюще. Здесь очень много перспектив — в науке, промышленности. Наука очень важна. Почему есть Силиконовая долина? Потому что ядро этой долины — Стэнфордский университет. У вас тоже есть такие институты, и в этом смысле у вас большие перспективы. Если в прошлом веке самыми «крутыми» были те, кто имеет нефть и газ, то в этом веке самый крутой тот, кто имеет мозги.

— Министерство обороны России недавно заявило о том, что российские корабли этим летом будут совершать учебно-боевые действия в средиземном море. Как вы относитесь к этим учениям?

— Особых комментариев у меня нет. Просто хочу обратить внимание на то, о чем многие не подозревают. Такие учения мы проводим с российскими солдатами очень часто. Я недавно встречался с нашими генералами и адмиралами. В следующем году запланировано 100 совместных мероприятий с российскими военными. Это тоже часть перезагрузки.

— В вашем твиттере вы иногда подвергаетесь жесткой критике — за ошибки и прочее. Не возникало желания отдать твиттер в ведение пресс-секретаря, например?

—  В чем плюс и минус твиттера и ФБ? Плюс заключается в том, что у меня есть прямой доступ к людям, я могу говорить с людьми не через СМИ и государство, а сам. Хотя понимаю, что не все россияне ведут твиттер. И все же, те, кто ведет, могут познакомиться со мной, узнать, кто такой Макфол, что он любит баскетбол, например. Ведь одна из моих задач здесь — уничтожить стереотипы об американцах. С этими стереотипами я сталкиваюсь каждый день. Твиттер это инструмент, помогающий мне это делать.

Каждый вечер кто-нибудь жалуется мне, что он не получил визы, хотя тут я не могу помочь. Однако, есть информация, которую я знаю, как ученый и дипломат, и через твиттер я передаю ее людям. В твиттере и на сайте, например, была опубликована информация, что процент получающих нашу визу в Грузии намного меньше процента получающих ее в России.

Минус ФБ в том, что у меня уже пять тысяч друзей, и больше добавлять просто нельзя!

Что еще? Считается, что дипломаты должны говорить дипломатично. Однако твиттер не место для дипломатического языка. Бывало, я использовал какие-то слова, возможно, повторил их за кем-то, и — упс! — неудачно! Сейчас у меня где-то 30 тысяч «фолловеров». Если пятеро из них меня атакуют, я рассчитываю, что остальные 29.898 меня поддерживают. Это называется silent majority — молчаливое большинство. И имейте в виду, что твиттер — уникальный инструмент для всех дипломатов. Так же, наверное, с опаской лет 100 назад они начинали использовать телефон.

— Известно, что у вас с приходом нового президента полностью меняется администрация. Вы сменили республиканцев. Дело в том, что у нас в России идет так называемая борьба за стабильность и преемственность во власти… Вот вы вошли в свой кабинет, став советником президента. Как это было, какие ощущения?

— Это было экзотически. У нас самое стабильное государство и правительство в мире. Почему? Потому что стабильны наши государственные институты и конституция. Да, у нас была ужасная гражданская война, но после нее изменение власти уже не означает потерю стабильности. Смена происходит только наверху.

Первый день после инаугурации Обамы стал моим первым днем на работе. Я пришел, а мои заместители работали раньше на администрацию Буша. Я политический человек, а заместители — уже нет. И это очень хорошо. Клинтон это политическое лицо, практически все заместители, 70 процентов, — политически назначены. А замы заместителей — профессионалы. Я считаю, это очень правильная система. Да, нужно менять политиков, но должны оставаться профессионалы. Мы, грубо говоря, люди с запада, не любим чиновников. Мы не любим правительственных людей, правительства вообще. Мы, в Монтане, дикие люди! Мы любим свободу! Мы сами по себе, где там Вашингтон, это неважно. Мои друзья так и говорят — они крадут наши деньги. Это называется «налог».

— Вы сказали, что когда закончите работу в Госдепе, поедете обратно в Калифорнию преподавать. Для вас это не будет трагедией? Для наших чиновников уход с поста - трагедия. Поэтому они могут переходить из партии в партию, придумывать другие уловки, чтобы только остаться на плаву. Есть ли у вас подобные примеры?

— Да, я поеду обратно в Калифорнию, особенно если Ромни победит. Это просто в наших правилах. Кстати, чтобы вы знали, у меня много хороших друзей, которые работают на Ромни. Что касается постов, некоторые действительно работают по 30 лет. Все бывает, честно говоря. Допустим, я очень хорошо знаю нашу команду в Белом доме. Что они будут делать, если Ромни победит? Часть пойдет в бизнес, часть — в науку. Многие люди просто останутся в вашингтонской команде. Мы, профессора, считаем, что это не работа. Это своеобразное место ожидания — придет новый президент, возможно, опять получится работать во власти. Кстати, третье место — работа в журналистике. Бороться, чтобы остаться у власти до конца — это плохо.

— Сейчас Госдумой принят новый закон об НКО. Согласно новым изменениям, организации, финансируемые из-за границы, должны называть себя «иностранным агентом». Как вы к этому относитесь?

— Идея прозрачности очень хороша: чем больше прозрачности, тем лучше. Но «агент влияния», ой, извините, «иностранный агент», конечно, звучит как «шпион». Мы считаем, что это ошибка. Вы ведь наверняка знаете, что в Америке существует много иностранных фондов, в том числе российских. Они финансируют разные американские группы — японские, британские, французские, российские, индийские, арабские… Но получив грант от японцев, я не стал бы агентом Японского государства. Это, конечно, зря.

— На высшем уровне наблюдается тенденция к сближению, налаживанию хороших отношений, а как на уровне простых граждан? Остались ли антироссийские настроения среди американцев и — сталкивались ли вы с антиамериканскими настроениями среди россиян?

— Антироссийских настроений в Америке очень мало — это моя личная точка зрения. Откуда эти чувства? Сложились исторически. Да, холодная война была: мы были врагами. Холодную войну мы пережили. На сегодня, к сожалению, у американцев были еще две настоящих войны — в Афганистане и в Ираке. Говорить об абстрактном враге — России, когда гибнут солдаты в Афганистане и в Ираке — как-то нелепо. Настоящий враг американцев сейчас — Алькаида. Россия? Да, что-то было, но это уже часть истории. Чем моложе человек, тем лучше он относится к России.

Здесь, в России, иная ситуация. Слава Богу, в России не было таких серьезных войн. И если нужен чужой, враг, цепляемся за историческую память о холодной войне. Вместе с тем, у наших стран действительно много общего — по разным вопросам. А еще я, как иностранец, американец, очень уютно чувствую себя в вашей стране. При этом могу назвать другие страны, якобы наши союзники, где отнюдь не очень хорошо себя чувствую. И это глубже криков о «враге №1», это дает мне большую надежду.

Поэтому надо бороться, чтобы ломать стереотипы. Это не что-то, сидящее глубоко в душе, это нечто поверхностное. Я в этом плане большой оптимист и полон надежд, что мы можем иметь совершенно другие отношения между нашими странами — и на уровне государства, и на уровне общества. И я буду работать над этим. А вы должны подключиться. Говорить правду на кухне с бабушкой или с соседом. Не надо говорить, что американцы прекрасны, просто говорить правду. Это будет полезно и для вас, и для нас.