Если честно, я и не ожидала, что он согласится на встречу – весь этот флер тайны вокруг, платок на лице, как у Зорро… «Радя? Да ему уж далеко за 30…» - заявил мне один авторитетный искусствовед. Почитав про Бэнкси и примкнувшего к нему Пашу 183, я отправилась на интервью в надежде, что меня узнают. Так он пообещал. Пытливо вглядываюсь в лица «подходящих» молодых людей в кафе. Один оказывается бариста, второй – просто сильно волосатым посетителем кофейни. Мой кофе почти выпит, и вот: «Привет!» - рядом из ниоткуда возникает коротко стриженый парень, который и оказывается загадочным Тимой. Ему почти 25, у него очаровательная улыбка – настолько, что, покажи он ее публике (и особенно прекрасной ее половине.), публика возлюбила бы его еще больше. Он интеллигентен, разговаривать с ним –  удовольствие. Первым делом интересуюсь, как вышло, что выпускник философского факультета УрГУ занялся уличным искусством. 

- Ты работал как преподаватель философии хоть сколько-то?

- Я немного вел уроки в школе, мне очень понравилось. Но чтобы работать там, нужно быть подвижником. Я бы пошел в учителя, если бы зарплата была в десять раз больше.

- Тогда возникает резонный вопрос: но ведь на улице ты работаешь при отсутствии какой бы то ни было зарплаты…

- Зато здесь я делаю только те вещи, которые мне нравятся. Это стоит любой зарплаты. 

- Лозунги «Возвращайся», «Защищайся и нападай» - это понятно. Люди смотрят, радуются, вспоминают о каких-то важных в жизни вещах… А как насчет «Вас на-бали»? Ты прогнозируешь реакцию на свои «произведения»? Какую ожидаешь и хочешь увидеть?

- Мне не надо прогнозировать, я примерно уже знаю, как это работает. Кому-то нравится, кому-то нет. У меня нет желания понравиться как можно большему числу людей, потому что, стараясь всем понравиться, можно начать делать фигню. Это испытание медными трубами, которое очень многие люди проваливают.

- Бунин говорил, что он не червонец, чтобы всем нравиться… 

- Очень хорошо, я теперь тоже так буду говорить. 

- Вспомним про знаменитого Бэнкси. Он не был твоей отправной точкой? 

- Возможно, я начал заниматься тем, чем занимаюсь, именно из-за него. Конечно, он очень важен для меня и он - классный. 

- Можно сказать, что ты ему в какой-то мере подражаешь?

- Нет, ни в коем случае.

- Ну, хорошо, а чем тогда объясняется вот эта манера прятаться от всех так же, как он?

- Это очень просто. Вот ты читаешь книгу, обращаешься к тому, что создает писатель. Мне нужно то же самое, а вовсе не внимание к моей персоне и популярность! Для меня давать интервью – это часть работы, то, что надо делать. Всегда проблема, если меня зовут на какую-то церемонию, вручение премий. Мне вроде как неудобно отказывать, но я совершенно не хочу туда идти! У меня абсолютно замкнутый образ жизни, мне так удобно. Я и раньше так жил-поживал. 

- Ты раньше даже и не ходил на интервью, по-моему…  Произошла подвижка?

- Это зависит от того, какой человек просит об интервью. Если по предварительному разговору мне кажется, что будет очень скучно, я просто не соглашаюсь. Стараюсь не терять зря времени.

- В правилах жизни Бэнкси было сказано, что именно те люди, которые встают рано утром, несут миру войну, смерть и голод. Вот ты мне ответил на письмо в полтретьего ночи…

- Да, я пришел из мастерской и ответил тебе. Так происходит не всегда, я стараюсь ложиться рано и рано вставать. Хотя все зависит от того, над чем я работаю. Обычно я провожу первую часть дня дома, слушаю музыку. Всякую разную. В последнее время очень увлекаюсь Billy’s Band. Я нашел у них пару треков, где они читают рэп на английском, будто они негры из Бронкса… В общем, потом еду в мастерскую, приходят ребята, и мы начинаем работать. Вот что интересно. Существует некое противопоставление человека творческой профессии и - рабочего человека. Вся эта риторика для меня абсолютно пуста. Я обладаю целым рядом рабочих специальностей, как и мои друзья. В последнее время колочу молотком в течение всего дня. Как это называется? Это называется «рабочий». Что касается платков на лице, если вернуться к «пряткам», может быть, это здорово, когда есть какая-то тайна, и нужно стремиться к увеличению числа загадок? Если мы будем знать ответы на все вопросы, что-то надломится. 

- По улице ты не ходишь в платке…

- Несколько раз я участвовал в видеоинтервью в платке, но сейчас отказываюсь, потому что глупо себя чувствую. Некоторые уличные художники приходят в студию, где много людей или даже читают лекции в платке. Это странно. Лучше не разговаривать вовсе.  

- Твое искусство, как считаешь, искусство, или формально оно все же может быть отнесено к вандализму?

- Эти категории друг другу не противоречат. Вандализм это прием искусства, способ, который ты используешь.

- Но ведь это разрушение.

-  Формально да. Это сложный вопрос. Вот есть ободранная стена. Ты зарисовал ее. По закону ты ее испортил, а на самом деле нет. Между тем, если ты завесил дурацким огромным плакатом целый дом, ты ничего не нарушил. А кто сказал, что так можно делать? Здесь важно, что вся реклама -  очень большие форматы - легитимны только из-за того, что они дорого стоят. Фактически деньги делают что-то легитимным. Сомнительная для меня история. 

 -  Т.е. ты не против, чтобы то, что ты делаешь, называли вандализмом? Как бы ты сам это назвал?

- Я могу пойти на то, чтобы что-нибудь «испортить», но цель должна оправдывать средства. Меньше всего мне хочется доставлять людям негативные эмоции, поэтому я почти никогда ничего не порчу. Обычно – только какие-нибудь уже раздолбанные поверхности. Это вопрос ответственности. 

- Как родители относятся к твоему занятию? 

- Все в порядке, они меня поддерживают и понимают, они интеллигентные люди - преподаватели, врачи, инженеры.

- И все же одним чувством глубокого удовлетворения сыт не будешь. У тебя явно должно быть и что-то серьезное, для денег.

- На вопрос, где берешь деньги, я обычно отвечаю: «с карточки». Да, у меня есть работа, никак не связанная с искусством, и это правильно, потому что в той же Америке всего 5 процентов художников зарабатывают своим искусством. Это считается нормальным. Днем ты угощаешь людей кофе, а вечером идешь в студию, рисуешь картины. Иногда мне помогают люди, которые за это что-то получают от меня взамен, иногда случаются гонорары. И все же это не та сфера, где можно заработать приличные деньги, как и любое искусство. Да, тот же Бэнкси очень богат. Но его состояние вряд ли сравнимо с деньгами какого-нибудь нефтяного магната.

- Твоя фотография есть в гугле?

- Вроде, какая-то есть. Я там даже без платка. Где-то сняли и выложили. У меня нет паранойи на этот счет. Висит и висит.

- Ты не жаждешь славы. То, что ты сейчас со мной беседуешь – это возможность лишний раз объяснить людям, что и ради чего ты делаешь. Получается, подоплека твоего творчества все же социально-политическая…

- Слава это просто инструмент, которым удобно пользоваться. Когда ты известен, тебе гораздо легче прийти к кому-нибудь и о чем-нибудь попросить. Велик шанс, что не откажут. Я, конечно, свое имя еще в ход не пускал. Не было подходящей ситуации.

- Ты причисляешь себя к оппозиции? «На*бали»...

- К оппозиции – нет. А это слово («на*бали»), по моему мнению, касается всех. Кого-то это волнует, кого-то нет. Конечно, так или иначе, моя работа - это политика на 146 процентов. 

- И все же оппозиции ты симпатизируешь?

- Мне больше интересны конкретные люди. К общностям примыкать я не хочу. Удальцов – нет, Навальный и Лимонов – да. Из всех оппозиционеров он самый интересный, всегда внимательно его слушаю. К вопросу об авторитетах отношусь очень серьезно. Политики все врут. Если художник существует в плоскости искренности; то, что он делает, он делает искренне, политик, напротив, там другие правила. Даже не будучи инсайдером, нетрудно уловить, что, зачем и почему они говорят. 

- На демонстрации-марши не ходишь?

- Я был на митинге в декабре год назад. Там были все мои друзья. А так не особо хожу. Мне кажется, то, что я делаю, гораздо эффективнее, нежели если бы я пошел на митинг. 

- Оранжевые абажуры ведь неполитический проект?

- Это точно. Но поскольку стрит-арт находится вне привычных общественных отношений, это все равно маленькая провокация. После того, как стало известно, что их собираются снимать, абажуры превратились в форму протеста. Получилось, что мы выиграли, а мэрия – нет. Если бы они их убрали (известие, что абажуры решено пока оставить, пришло буквально только-что – авт.), последовал бы очередной всплеск негодования. Я, правда, думал, что их уберут через два дня. Очень удивлен, что они держатся так долго, и рад, что они получились такими, какими и были задуманы. Потому что когда делаешь что-то большое на улице, не всегда возможно предугадать, что же получится в результате, как это будет выглядеть. Очень важно, что люди отреагировали, стали писать в мэрию. Это очень хороший пример для города. Я думаю, мы снимем абажуры, когда они просто физически «устанут».  

- Какие еще места в городе, по-твоему, нуждаются в облагораживании? 

- Я Екатеринбург люблю, это родной город. И все же надо смотреть на него очень специфически, чтобы считать, будто здесь все хорошо. Единственное «идеальное» место – Набережная возле Динамо. Больше красивых мест нет. Город весь грязный, имею в виду не только саму грязь, но и бесконечную рекламу. И реклама, и новая архитектура – дурно пахнут. Конструктивизм это прекрасно, но ребятам в кабинетах милее торговые центры.

- Ты патриот?

- Я бы никогда не употребил этого слова, но думаю, по сути – да. У Салтыкова-Щедрина, по-моему, есть такая фраза: «На патриотизм начали налегать - проворовались, наверное». 

- И все же ты не отвергаешь возможности уехать отсюда?

- Я плохо представляю, какое место в мире мог бы назвать прекрасным уголком. Мне кажется, всюду одинаково опасно. Но на Урале просто беда с экологией, и мне это не нравится. Я не хотел бы, чтобы здесь росли мои дети. Поэтому теоретически мысли об отъезде возникают. Надо понимать, однако, что у тебя есть твой город и твоя страна, и никто нигде в мире больше тебя не ждет. Это аксиома. Где родился, там и пригодился. Но опять же, если ты родился в какой-то дыре, что ж, приходится из нее убегать. Поэтому все убегают. В моих ближайших планах этого нет.

- А что насчет следующих проектов, они будут политическими или опять «уютными»?

- Я думаю, через раз. Работаю я все время, с утра до вечера.

- Ходишь ли ты в музеи, как относишься к классическому искусству?

- Естественно, как всякий образованный человек, я обязательно пойду в хороший, большой музей. Хотя мне больше нравятся исторические музеи с древними артефактами, нежели все, что связано с современным искусством. 

- Философы любимые есть? Кто из них тебе ближе?

- Философия это очень концентрированная вещь. В каждом можно найти то, что тебе нужно. Я люблю Камю, Хайдеггера, Бердяева. Не могу сказать, что прочел много философских книг. 

- Что тебе еще нравится делать, кроме как мастерить, вбивать гвозди, развивать свои идеи?

- Книжки, друзья, велосипед. Семья у меня тоже есть. Это, кстати, интересный момент. Сейчас я должен сказать, что у меня трое детей. Могу соврать, и оно пойдет дальше – чик-чик-чик. Но мне не хочется сегодня врать. Нет, детей пока нет. В смысле семеро. Названы днями недели… Мы недавно смеялись, что у Тагила будут внуки – Тагиловичи и Тагиловны… Наверняка у ребят это был продуманный ход: получат квартиру, имя поменяют.

- И все же ты считаешь себя художником?

- Обычно говорю, что я уличный художник. Это отдельный мир, в котором я как-то разбираюсь. Искусство очень сложное, универсальное понятие, оно меня не очаровывает. Многие молодые ребята, занимающиеся искусством, действуют очень странно. Об известности они думают больше, чем о том, что собственно делают. А, по-моему, здесь простое правило – если то, что ты делаешь, хорошо, то и известность к тебе рано или поздно придет. А кто думает не о том, что хочет сказать, а о том, в какой галерее это лучше показать… Я конечно обычный человек, но это мне скучно. 

- Бэнкси считает, что самые чудовищные преступления на планете совершаются не теми людьми, кто восстает против правил, а теми, кто им следует. Ты следуешь правилам?

- Мне очень сложно представить человека, чье правило не следовать правилам. Ну, разве какой-нибудь панк под забором. Знаешь, пару раз я посылал на радио вместо себя своих друзей. Это классно, настоящий бойцовский клуб. 

- Никто ни о чем не догадался?

- Я не слушал эфир, своим друзьям доверяю. Знаю, что там было все как надо. Не стоит относиться ко всему слишком серьезно.